Заголовки новостей о состоянии французского здравоохранения (как нам долго внушали, чуть ли не "самого прекрасного в мире, если речь о возможности лечиться и о...
![]()
Заголовки новостей о состоянии французского здравоохранения (как нам долго внушали, чуть ли не "самого прекрасного в мире, если речь о возможности лечиться и о доступе к лучшему из возможных уровню медицинской помощи") лишь за последний месяц способны вселить сомнения даже в самых упоротых поклонников европейской медицины."Мы больше не в состоянии оказывать даже неотложную медицинскую помощь — и то в исключительно критических случаях. Есть громадный риск, что менее срочные пациенты помощь получат не полностью или не получат ее вовсе".Там дальше упоминаются слова вроде "катастрофы" в государственных больницах и иные сильные выражения.Об этом сообщает государственная радиостанция France Info.За несколько дней до этих криков о помощи "утопающих" врачей и представителей ассоциаций, защищающих интересы пациентов (крики в итоге превратились в судебный иск), другое СМИ, региональное, рассказало, как вот в таком вот отделении скорой помощи человек, который приехал с сердечным приступом, через несколько часов умер. Не дождавшись помощи. Вообще никакой. То есть к нему никто не подошел, не спросил о самочувствии, не провел первичную диагностику.Умереть в государственной больнице страны с "лучшей системой здравоохранения в мире" в окружении врачей — это уже не скандал. И не катастрофа. И даже не дно. Это то днище, в которое снизу уже постучать невозможно.Сами сотрудники, бывшие тогда на дежурстве, объясняют эту трагедию убитой горем семье так: "Мы вынуждены были в тот момент, поскольку ощущалась перегрузка, сортировать пациентов".Еще раз — чтобы было ясно всем самым закоренелым поклонникам европейской медицины: в стране с "лучшей системой здравоохранения в мире", в стране, в которой нет ни войн, ни терактов, ни даже пандемии, в отделениях неотложной помощи дела обстоят так, что там прибегают к фронтовым способам работы с пациентами.В государстве "тысячи сортов сыра, свежих багетов и обязательных круассанов к завтраку". И вообще полного благополучия, как нам много лет объясняли.Ну про ад с младенцами, которым срочно требуется помощь, но не хватает мест в реанимациях, уже упоминалось.Но не упоминалось (это же опять местные региональные новости — в мейнстримных медиа о таком практически никогда не сообщают), что трехлетняя девочка едва не умерла от перитонита.Врачи отделений неотложной помощи в двух разных больницах, кстати говоря, не смогли у ребенка диагностировать острый аппендицит. Почему не смогли? Потому что решили не делать анализ крови. Ну а зачем загружать все эти мощности, тратить ресурсы? К чему? Животик поболит и перестанет, так ведь? Ну а то, что есть еще очень высокая температура, так это у детей бывает часто. И только после того, как измученная мать ребенка устроила скандал, анализ был сделан. Он показал высокий уровень лейкоцитов. Поэтому врачи, те самые, что трудятся в "лучшей системе здравоохранения в мире", срочно отправили мать и дочь уже в третью больницу. На операцию. И вот в этой больнице хирург шепнул матери: "Еще несколько часов — и у вас больше не было бы ребенка".Какой бы крупный, мелкий, средний город, населенный пункт ни взять, просто ткнув пальцем в карту Франции, везде картина одинакова.Это, во-первых, чудовищный дефицит обычных семейных врачей, к которым первыми идут французы за помощью. Если, конечно, сумеют попасть на прием. Это тот еще квест.Во-вторых, очень скудное количество персонала любого уровня в государственных больницах и даже в частных клиниках.В-третьих, слишком много желающих лечиться и проверяться, пусть и в профилактических целях, а инструментария для этой диагностики тоже недостаточно.У той катастрофы, в которой пребывает ныне система французского здравоохранения, причин не так много, но все они носят системный характер.Первая — это принцип солидарности, когда медицина бесплатна. Для всех. Даже если вы захотите заплатить свои честно заработанные деньги за анализы или за прием у врача, сделать это невозможно. Все в порядке очереди. Которая может растянуться и на полгода, и даже больше. Особенно это касается таких специалистов, как гинекологи, урологи, эндокринологи.Следующая причина: французы не слишком трудолюбивы в принципе, именно поэтому легальная продолжительность рабочей недели — 35 часов. И чтобы обязательно выходные и праздники. И отгулы. Врачи и медсестры работают, разумеется, гораздо больше, много ночных смен, и с выходными тоже сложности. Поэтому при довольно высоком конкурсе на первый курс медфакультетов ко второму году остается хорошо если половина из количества набранных студентов.А учиться нужно долго, денег поначалу это не приносит (интерны получают гроши, а пашут по полной), и все эти годы (в среднем десять лет) студента-медика нужно кому-то содержать.А еще во Франции — и это очень значимый, хотя для самих французов практически не играющий никакой роли, в отличие от России, фактор — нет той идеи докторского служения народу, какая существует у нас. У нас она воспитана не только Чеховым, о котором знают все. Но и, например, Владимиром Далем, о котором многие знают как об авторе словаря. Но, вообще-то говоря, Даль был отличным хирургом, доктором медицины, военврачом, участником Русско-турецкой войны 1828-1829 годов. И выдающимся офтальмологом.Третья системная причина катастрофы — само отношение европейской (и французской, естественно, тоже) медицины к пациентам.Лечить принято то, что не проходит само. А что "проходит само" — лечить не нужно.И уж точно — никогда и никакой диспансеризации никто никому не то что не предложит, это провести практически невозможно даже технически. Направление к врачу-специалисту выдается семейным врачом, и фраза "Я просто хочу проверить и сдать анализ крови" вызовет ухмылку и отказ. Потому что "зачем что-то там проверять, если ничего не беспокоит?"Есть общегосударственные скрининги — на выявление рака груди для женщин после определенного возраста и рака прямой кишки (для мужчин и для женщин) по желанию. И все.Элементарная диагностика, которая в российском здравоохранении делается практически автоматически, которая не вызывает вопросов при подозрениях на травму или иные неприятности с самочувствием, во Франции требует затрат времени, нервов и бычьей настойчивости. Как во время корриды.Да-да, зачем лечить ушиб, если он пройдет сам? Попейте парацетамол и не приставайте ко мне со своими жалобами, надоедала тут еще выискалась.Длинная преамбула потребовалась, чтобы сказать следующее: некоторые российские медики, известные, как говорят, в профессиональной среде и вроде даже ценимые пациентами, решили бросить этих самых пациентов и — забыв технично о том, что они военнообязанные, — уехать из России и начать карьеру в "системе правильных общезападных стандартов".Тех самых, которые предполагают в том числе неумение поставить элементарный диагноз ребенку или сортировку в отделениях скорой помощи. Они, эти медики, бравируя, рассказывают о своих профессиональных планах (ну удачи им, конечно, выучить языки, терминологию, сдать несколько туров экзаменов, да и то гарантии получить статус врача при этом все равно нет), делая вид, что они там — среди свободомыслящих заединщиков.На самом деле все это иллюзии уже довольно немолодых людей.Медику правилами деонтологии не рекомендуется публично распространяться о своих политических симпатиях и антипатиях, иначе под сомнение может быть поставлено главное, а именно: будет ли такой доктор оказывать медпомощь пациенту, чьи воззрения и взгляды ему глубоко неприятны и даже вызывают отвращение.Что касается практики в профессии, то уехавшим придется привыкнуть к сортировке тех самых пациентов и не выписывать лишних, с точки зрения надзорного органа, назначений. Медицина бесплатная должна быть медициной экономной, если не скупой.Это в России врач и лечебное дело — понятие круглосуточное.Эта медицинская традиция, которую пытались разрушить изо всех сил под тысячью разных предлогов и миллионом хитрых способов, устояла. Сохранилась. И продолжает жить.И поэтому мы точно и уверенно знаем, что на них — на наших бесконечно любимых людей в белых халатах — что бы ни случилось с нами или со страной, можно полагаться с самого нашего рождения и до самого нашего ухода.
Заголовки новостей о состоянии французского здравоохранения (как нам долго внушали, чуть ли не "самого прекрасного в мире, если речь о возможности лечиться и о. Заголовки новостей о состоянии французского здравоохранения (как нам долго внушали, чуть ли не "самого прекрасного в мире, если речь о возможности лечиться и о доступе к лучшему из возможных уровню медицинской помощи") лишь за последний месяц способны вселить сомнения даже в самых упоротых поклонников европейской медицины."Мы больше не в состоянии оказывать даже неотложную медицинскую помощь — и то в исключительно критических случаях. Есть громадный риск, что менее срочные пациенты помощь получат не полностью или не получат ее вовсе".Там дальше упоминаются слова вроде "катастрофы" в государственных больницах и иные сильные выражения.Об этом сообщает государственная радиостанция France Info.За несколько дней до этих криков о помощи "утопающих" врачей и представителей ассоциаций, защищающих интересы пациентов (крики в итоге превратились в судебный иск), другое СМИ, региональное, рассказало, как вот в таком вот отделении скорой помощи человек, который приехал с сердечным приступом, через несколько часов умер. Не дождавшись помощи. Вообще никакой. То есть к нему никто не подошел, не спросил о самочувствии, не провел первичную диагностику.Умереть в государственной больнице страны с "лучшей системой здравоохранения в мире" в окружении врачей — это уже не скандал. И не катастрофа. И даже не дно. Это то днище, в которое снизу уже постучать невозможно.Сами сотрудники, бывшие тогда на дежурстве, объясняют эту трагедию убитой горем семье так: "Мы вынуждены были в тот момент, поскольку ощущалась перегрузка, сортировать пациентов".Еще раз — чтобы было ясно всем самым закоренелым поклонникам европейской медицины: в стране с "лучшей системой здравоохранения в мире", в стране, в которой нет ни войн, ни терактов, ни даже пандемии, в отделениях неотложной помощи дела обстоят так, что там прибегают к фронтовым способам работы с пациентами.В государстве "тысячи сортов сыра, свежих багетов и обязательных круассанов к завтраку". И вообще полного благополучия, как нам много лет объясняли.Ну про ад с младенцами, которым срочно требуется помощь, но не хватает мест в реанимациях, уже упоминалось.Но не упоминалось (это же опять местные региональные новости — в мейнстримных медиа о таком практически никогда не сообщают), что трехлетняя девочка едва не умерла от перитонита.Врачи отделений неотложной помощи в двух разных больницах, кстати говоря, не смогли у ребенка диагностировать острый аппендицит. Почему не смогли? Потому что решили не делать анализ крови. Ну а зачем загружать все эти мощности, тратить ресурсы? К чему? Животик поболит и перестанет, так ведь? Ну а то, что есть еще очень высокая температура, так это у детей бывает часто. И только после того, как измученная мать ребенка устроила скандал, анализ был сделан. Он показал высокий уровень лейкоцитов. Поэтому врачи, те самые, что трудятся в "лучшей системе здравоохранения в мире", срочно отправили мать и дочь уже в третью больницу. На операцию. И вот в этой больнице хирург шепнул матери: "Еще несколько часов — и у вас больше не было бы ребенка".Какой бы крупный, мелкий, средний город, населенный пункт ни взять, просто ткнув пальцем в карту Франции, везде картина одинакова.Это, во-первых, чудовищный дефицит обычных семейных врачей, к которым первыми идут французы за помощью. Если, конечно, сумеют попасть на прием. Это тот еще квест.Во-вторых, очень скудное количество персонала любого уровня в государственных больницах и даже в частных клиниках.В-третьих, слишком много желающих лечиться и проверяться, пусть и в профилактических целях, а инструментария для этой диагностики тоже недостаточно.У той катастрофы, в которой пребывает ныне система французского здравоохранения, причин не так много, но все они носят системный характер.Первая — это принцип солидарности, когда медицина бесплатна. Для всех. Даже если вы захотите заплатить свои честно заработанные деньги за анализы или за прием у врача, сделать это невозможно. Все в порядке очереди. Которая может растянуться и на полгода, и даже больше. Особенно это касается таких специалистов, как гинекологи, урологи, эндокринологи.Следующая причина: французы не слишком трудолюбивы в принципе, именно поэтому легальная продолжительность рабочей недели — 35 часов. И чтобы обязательно выходные и праздники. И отгулы. Врачи и медсестры работают, разумеется, гораздо больше, много ночных смен, и с выходными тоже сложности. Поэтому при довольно высоком конкурсе на первый курс медфакультетов ко второму году остается хорошо если половина из количества набранных студентов.А учиться нужно долго, денег поначалу это не приносит (интерны получают гроши, а пашут по полной), и все эти годы (в среднем десять лет) студента-медика нужно кому-то содержать.А еще во Франции — и это очень значимый, хотя для самих французов практически не играющий никакой роли, в отличие от России, фактор — нет той идеи докторского служения народу, какая существует у нас. У нас она воспитана не только Чеховым, о котором знают все. Но и, например, Владимиром Далем, о котором многие знают как об авторе словаря. Но, вообще-то говоря, Даль был отличным хирургом, доктором медицины, военврачом, участником Русско-турецкой войны 1828-1829 годов. И выдающимся офтальмологом.Третья системная причина катастрофы — само отношение европейской (и французской, естественно, тоже) медицины к пациентам.Лечить принято то, что не проходит само. А что "проходит само" — лечить не нужно.И уж точно — никогда и никакой диспансеризации никто никому не то что не предложит, это провести практически невозможно даже технически. Направление к врачу-специалисту выдается семейным врачом, и фраза "Я просто хочу проверить и сдать анализ крови" вызовет ухмылку и отказ. Потому что "зачем что-то там проверять, если ничего не беспокоит?"Есть общегосударственные скрининги — на выявление рака груди для женщин после определенного возраста и рака прямой кишки (для мужчин и для женщин) по желанию. И все.Элементарная диагностика, которая в российском здравоохранении делается практически автоматически, которая не вызывает вопросов при подозрениях на травму или иные неприятности с самочувствием, во Франции требует затрат времени, нервов и бычьей настойчивости. Как во время корриды.Да-да, зачем лечить ушиб, если он пройдет сам? Попейте парацетамол и не приставайте ко мне со своими жалобами, надоедала тут еще выискалась.Длинная преамбула потребовалась, чтобы сказать следующее: некоторые российские медики, известные, как говорят, в профессиональной среде и вроде даже ценимые пациентами, решили бросить этих самых пациентов и — забыв технично о том, что они военнообязанные, — уехать из России и начать карьеру в "системе правильных общезападных стандартов".Тех самых, которые предполагают в том числе неумение поставить элементарный диагноз ребенку или сортировку в отделениях скорой помощи. Они, эти медики, бравируя, рассказывают о своих профессиональных планах (ну удачи им, конечно, выучить языки, терминологию, сдать несколько туров экзаменов, да и то гарантии получить статус врача при этом все равно нет), делая вид, что они там — среди свободомыслящих заединщиков.На самом деле все это иллюзии уже довольно немолодых людей.Медику правилами деонтологии не рекомендуется публично распространяться о своих политических симпатиях и антипатиях, иначе под сомнение может быть поставлено главное, а именно: будет ли такой доктор оказывать медпомощь пациенту, чьи воззрения и взгляды ему глубоко неприятны и даже вызывают отвращение.Что касается практики в профессии, то уехавшим придется привыкнуть к сортировке тех самых пациентов и не выписывать лишних, с точки зрения надзорного органа, назначений. Медицина бесплатная должна быть медициной экономной, если не скупой.Это в России врач и лечебное дело — понятие круглосуточное.Эта медицинская традиция, которую пытались разрушить изо всех сил под тысячью разных предлогов и миллионом хитрых способов, устояла. Сохранилась. И продолжает жить.И поэтому мы точно и уверенно знаем, что на них — на наших бесконечно любимых людей в белых халатах — что бы ни случилось с нами или со страной, можно полагаться с самого нашего рождения и до самого нашего ухода.
